БЕЛЫЕ ДИВЫ

ВОЛЧЬЯ ХВАТКА - 3 (Сергей Алексеев)

КАК АРАКСЫ И ДИВЫ ИЗБАВЛЯЮТСЯ ОТ ЖЕНСТВЕННОСТИ

     Боярин провоцировал его хоть на какие-нибудь действия.
     — Нет, для Сыча не всё так худо обошлось. Ты вовремя ему атавизм вырвал. Аракс вроде в себя пришёл.
     — Какой атавизм? — механически спросил Вячеслав.
     — Титьку!.. И вместе с ней вырвал женское начало. Бродягу словно подменили!.. В Сергиевой обители некоторым инокам такие атавизмы ножом резали, без наркоза. Чтоб избавить от женственности… Слыхал, наверное, омуженкам с детства прижигали правую грудь. Чтоб возбудить мужественность. Араксам, наоборот, удаляли… В самом первом составе Засадного полка у половины их не было. Говорят, Ослаб лично отсекал, засапожником…
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 2

ДИВЬЕ УРОЧИЩЕ

     Отправляйся в Дивье урочище, к вотчиннику Булыге.
     Ражный даже сразу не сообразил, куда его отсылают, ибо название урочища было не на слуху, как и имя вотчинника: всё это относилось скорее к неким сказаниям и былям кормилицы Елизаветы.
     — Куда? — переспросил он.
     — В Дивье, на реку Аракс, — выразительно произнёс боярин и съязвил, поиграл в слова: — Не получилось с Дарьей, ступай в Дивье.
     — Значит, в отстой меня, — ухмыльнулся Вячеслав. — Благодарствую, дядька Воропай.
     — Не в отстой, а на постой!
     — В приют для бродячих араксов? В бомжатник?
     — В приют нашкодивших араксов, — терпеливо поправил тот. — Посидеть придётся года два-три. Если на тюремные нары не хочешь. От тебя всё равно не отстанут, коль раскрылся. Из Сирого урочища ушёл — получай Дивье. А вотчину твою миру отдать придётся. Пусть баскаки палец откусят, чем всей руки лишишься.
     — Погибну там, дядька Воропай, — обречённо пожаловался Вячеслав. — Замолви слово перед Ослабом…
     — А, вон как заговорил! — невесело засмеялся боярин. — Замолвил уже. Так что не погибнешь. Ступай и жди соперника.
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 2

БЕЛЫЕ ДИВЫ В ДИВЬЕМ УРОЧИЩЕ

     — Погоди!.. Белые Дивы и до сих пор есть! В том районе живут. Только надо Дивью гору найти.
     — Сказки всё это, сирый…
     — Ты вотчинника Булыгу не знаешь. Так вот жена, говорят, у него из той породы!
     — Говорят, в Москве кур доят…
     — Сам её видел! — клятвенно заверил калик. — Такая красавица! Истинная богиня! Она точно из них. Булыга ей жилы на ногах подрезал, чтоб не удирала на реку в Купальскую ночь. Раз в год её тянет, и всё! Они же на Купалу все сумасшедшие делаются. Намаялся вотчинник, пока не укротил. Найдёшь там Диву, не медвежью — свою шкуру снимешь и мне подаришь. В благодарность. Они есть, Ражный! Только про Див говорить запрещено, чтоб араксы с ума не сходили. А то бы все отроки, как ты, побросали своих наречённых и пустились гору искать. Про них только опричники знают, и то не все.
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 2

РАССКАЗ О БЕЛЫХ ДИВАХ

     О Белых Дивах рассказывала сказки кормилица Елизавета, а потом Сыч в Сиром урочище, который будто бы отыскал их в Турции, жил у них долго, даже вроде гарем завёл. Долгими зимними вечерами слушать этого бродягу— сказочника было забавно. Среди араксов их чаще называли грубо — омуженки, и были они некими девами-воительницами. Донские вотчинники Булава и Некрас не сдержали ярого сердца, увидев, как царские рати ловят и избивают до смерти беглых крестьян. Вмешались в дела мирские, откололись от Сергиева воинства и, собрав свои полки из казаков и голытьбы, восстали против власти. После разгрома Некрас увёл остатки войска на Кубань и попытался сотворить свой полк по уставу Засадного. К нему и примкнули гонимые Белые Дивы, однако же сохраняя свои обычаи. То есть жили отдельно от мужчин, своей общиной, и лишь в Купальскую ночь встречались с ними, чтобы зачать детей. Причём рождённых девочек оставляли себе, а мальчиков отдавали отцам. После гибели Некраса его араксы погрузились в ладьи и уплыли за море, в Турцию, где омуженки вынуждены были оставить свои дерзкие, вольные нравы. На чужбине они уже не справляли праздника Купалы, султан не позволял никакой женской вольницы. И пришлось богиням выходить замуж за араксов Некраса, жить семьями и рожать детей без разбора. Однако, по уверению Сыча, некий омуженский род и здесь не примирился. Выйдя из-под власти бунтующих казаков и султана, воинственные девы ушли в горы и принялись за своё прежнее конокрадское да разбойничье ремесло…
     Обида калика была искренней.
     — Ладно, прости, — со вздохом повинился Ражный. — Сам подумай: откуда же им взяться, Белым Дивам?
     — Да они же ведьмы! — вдохновился тот. — Их, как тараканов, дустом не выведешь! Уцелели! Говорят, и дух свой сохранили, Купалу празднуют.      Ты поживи в Дивьем до лета, дождись и попытай счастья. А что? Ты теперь вольный Аракс. Все, кто в Дивьем бывал, все искали…
     — И кто нашёл?
     — Говорят, пока никто. А Сычу я не верю, врёт про свои турецкие похождения, чтоб цену набить. Он за своей Дарьей даже к тебе прибежал! Но ты ведь Ражный! Может, тебе повезёт?
     В вольере вдруг разом заскулили собаки, вернув в суровую реальность. И засосало от тоски под ложечкой…
     Сирый заметил его состояние и снова попытался вдохновить:
     — В Дивьем ещё одна интересная штука имеется! Про смотрины невест слыхал?
     — Ну…
     — У Булыги там брачная контора! — зашептал на ухо. — Хрен бы с ними, с омуженками. В Дивьем и проводят эти смотрины! Девок бывает до дюжины. Невесты на выданье! Которые отроковицами не были обручены, всех потом туда. Обручённых, кого замуж не взяли — в Сирое, куковать. А кому женихов не хватило — всех к Булыге. И скажу тебе, Ражный, какие там красавицы бывают! Иные покраше Белых Див. Причём на выбор! Они же все из мира приходят, доступные, без заморочек… Так что не в ссылку, не в бомжатник отправляют — в клубничник! Я бы на твоём месте!..
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 2

БОЯРСКИЕ АПАРТАМЕНТЫ БЕЛОЙ ДИВЫ

     По скрипучей лестнице Ражный поднялся наверх и оказался в средневековых, почти боярских апартаментах. Он повесил котомку с имуществом на крюк вешалки у входа и, не снимая куртки, пошёл осматривать чужое жилище. Перегородок не было, потолки поддерживали толстенные витые колонны, однако ложе вовсе не царское — аскетичное, принадлежащее араксу: шкура снежного барса и толстое суконное одеяло. Боевые атрибуты покойного вотчинника, символы побед на ристалище — пояса побеждённых соперников — были развешаны в изголовье.
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 10

БЕЛЫЕ ДИВЫ - ГДЕ ОНИ ЖИЛИ

     Белые Дивы жили в лесистых горах за землями солеваров, и вела туда тайная тропа, по которой спускались за солью. Помнится, кормилец, тоскуя по Дивам, частенько хаживал этим путём, дабы хоть издали на них полюбоваться.
     Тогда Пересвет решился спросить про омуженок, приходят ли они сейчас за солью, однако вечно весёлые солевары и чумаки тут слегка огорчились, посмурнели. Они тоже водили дружбу с Белыми Дивами, однако на купальские празднества ходить не смели в виду своего мирного нрава: воинственным девам по душе были мужчины дерзкие и ярые. А теперь, выходило, никаковских нет в Дикополье, вот у них и появилась надежда.
     — Сказывают, Тохтамышому женское племя полонил и с собою увёл. А которые спаслись, где-то в горных недрах обитают и на свет не показываются. Никто теперь по их тропам не ходит.
     — Никому ещё не удавалось Белых Див полонить! — не поверил ражный.
     — Они сами кого хочешь с боем возьмут и с собой уведут! А в полон и вовсе не сдаются!
     — Да ведь из-за Волги сила идёт не знаемая! — устрашились солевары. — Кто встанет на пути, всех сметают! Вот ловцы встали против, конокрады поднялись, и омуженки с ними. Хан одолел тех, других и третьих!
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 13

ЦАРИЦА БЕЛЫХ ДИВ

     Однако и тут путь оказался затворённым: только сел в седло, смотрит, стоит на тропе ветхая старуха с клюкой, по всему видно, омуженка, на шее в ножнах украшенных кривой засапожник висит. И голос у неё как у дряхлой Дивы, не понять, мужской или женский:
     — Позрелая, как ты из западни вырвался. Чую, родова у тебя ражная, нашего корня. Эвон как вынудил своего красного коня развернуться…      Сказывай, каким я тебе и по какой надобности в мои горы заехал? Ражный тут ничего скрывать не стал, напротив, обрадовался такой встрече.
     — Матушка звала меня Ярмилом, — признался. — А ныне ношу иное имя — Пересвет. А заехал в горы невесту себе поискать, Белую Диву.
     Старуха лишь разочарованно беззубым, проваленным ртом прошамкала:
     — С виду ражный, а дурной!
     — Да я не по своей воле, — признался он. — По принуждению! Мыслил— то в полку послужить, удаль свою показать, а уж потом и…
     — Кто надоумил на зиму глядя невесту искать? — сурово вопросила старуха. — Когда Дивы мужского полу на дух не переносят?
     — Так не стерпеть мне, покуда купальский праздник придёт!
     — Вечно вам не стерпеть! Но делать нечего, придётся подождать, когда Дивы созреют. Поздно ты ныне явился!
     Знал бы Пересвет, как омуженок в горах теперь сыскать, и разговаривать со старухой не стал бы. Но тут нужда заставила: путь-то к Дивьей горе закрыт, кругом скалы да ловушки расставлены.
     — Вначале сказала бы мне, бабушка, ты-то кто есть?
     — А я царица Белых Див!
     — Тогда выслушай меня, царица, — ражный спешился. — В Нечитаной Книге прочёл, суждено мне на поединок выйти с ордынским богатырём. И не позднее грядущей осени, месяца листопада. А я поленицы своей не сыскал, чтоб исполином стать и Челубея этого победить.
     — Вот и приходи, когда победишь! Может, на ратище ума наберёшься!
     — Да не судьба мне живым выйти. Писано в книге, убитым быть. А я последний в роду. Надобно своё семя на земле оставить.
     Старуха и шамкать перестала, ровно зубы отросли и вытолкнули из проваленного рта вполне ещё сочные уста.
     — Кто книгу давал читать? — даже голос зазвучал по-женски.
     — Да старец один, именем Ослаб.
     — Это который при монастыре в Руси обитает?
     — Так и есть, царица, ослабленный старец!
     — А имя тебе — Пересвет?
     Тут гоноша вдохновился, надежду почуял.
     — Пересвет! Отшельником этим и наречён.
     — Так бы сразу и сказал. — Царица вдруг подломилась и присела на камень. — Рано ты явился, гоноша.
     — Ну вот, то рано, то поздно! — возмутился ражный. — Всё тебе к сроку надобно, а рок иначе судит!
     — Рано оттого, что Белые Дивы в моих горах ещё не заневестились, — загоревала царица. — Самым старшим от роду дюжины лет не миновало, остальным и того меньше. Даже грудные младенцы есть, да грудь дать некому. А по нашим обычаям лишь на семнадцатом году девицы в поленицы выходят. Да и то не все, а только те, что в битве ворога одолеют. Иные мои отроковицы малые уже сходились в сечах с супостатом и довольно их перебили. Да вот беда, летами не вышли.
     — Где же те, что вышли?
     — А все на бранном поле сгинули! Все, как одна, полегли в битве с новыми татарами…
     — Солевары мне сказали, иных полонили да в неволю увели! Да не верится мне, чтоб Белую Диву взять было можно помимо воли её.
     — Добро, что не поверил солеварам… Да только двух моих Див всё же взяли в полон. Самых красных да гоношистых…
     — Верно, худых дев ты вскормила, царица! Что же они себя жизни не лишили, дабы во вражеские руки не даваться?
     — По моей воле, ражный, — горько призналась царица. — Я велела им в полон пойти.
     — Зачем же?
     Владычица Белых Див ещё пуще опечалилась.
     — Хан Тохтамыш половину драгоценной добычи шлёт Тимуру. Мыслила, полениц моих поделит, одну наложницей хромцу отправит, другую себе оставит. А как искушённые прелестью Див станут домогаться соития, те обоих и зарежут. Чтоб отомстить за сестёр своих… Жалею теперь. Уж год миновал, а сей грозный хан и его хромой владыка всё ещё живы. Знать, напрасно отдала отроковиц на муки неволи… А может, в наложницы продали их, может, уж нет на свете девиц, ибо строптивы и насилия не потерпят. Сижу теперь и гадаю…
     Пересвет подпруги подтянул и в седло вскочил.
     — Где же этого Тохтамыша сыскать?
     — Его искать себе на погибель. Как ты вызволишь моих сестёр? Коль сам отрок ещё?
     — Как-нибудь вызволю!
     — Дам тебе много злата и самоцветов, — подумав, вдруг решила царица.
     — Конь у тебя добрый, увезёт. Ты выкупи Див полонённых. Тохтамыш и Тимур охочи до всяческих драгоценностей, увидят и не стерпят, хоть одну, да продадут. Вот и будет тебе поленица…
     Ражный и не дослушал царицу.
     — Не надо мне злата, и выкупать не стану! А Диву себе и так добуду!
     — Ты бы не хорохорился, отрок! — прикрикнула старуха. — Прежде изведал бы силу Тохтамышеву. А сила его в злате! Искусить его надобно. Иначе будет тебе погибель, а не женитьба.
     — Мне, царица, так и так погибель грозит, — признался Пересвет. — Не будучи исполином, мне побеждённым и убитым быть. Так в Нечитаной      Книге сказано. А добуду себе поленицу свою, Челубея одолею. Тогда мне и побеждать в честь, и умирать во славу.
Царица отступила, озрела ражного и вдруг поклонилась ему в пояс и повинилась:
     — Прости меня, старую, думала, ты отрок несмыслёный, а ты — гоноша ражный. Возвращайся к солеварам, а оттуда становись на чумацкий шлях и поезжай на Ра-реку, что ныне Волгой прозывают. Там ордынский город Сарай, который теперь под Тохтамышевой властью. В ханском дворце его логово. И Белых Див держал там же, в подземельях. Если куда не спровадил…
     — Благодарствую, царица!
     Пересвет взвил было коня, однако её жесткая рука вдруг осадила.
     — Постой, отрок! Жеребец у тебя добрый, редкостной масти. Загляденье!.. Но сам ты неказист, и одёжка на тебе срамная. А от поршней да шапчонки скуфейчатой Русью за версту разит! Возьми вот узелок да обрядись. Новые татары прежним не чета, эти чтут богатство…
     Ражный принял тряпичный узел, к седлу приторочил, но старуха не отпускала.
     — Коль сыщешь моих дев, — промолвила она и вынула из ножен свой нож, — сначала подашь им сей знак!
     — Зачем?
     — Они хоть и красные на вид, да разные по нраву. Которой сердце отзовётся, ту и возьмёшь! Позрев мой знак, поленица строптивости лишится, с тобою пойдёт, куда пожелаешь. А то ведь они хоть и в полоне, да всё одно своенравны.
     Пересвет взял засапожник, посмотрел со всех сторон — обыкновенный омуженский нож, кривой, как волчий клык…
     — Да у меня такой же есть!
     — Свой мне отдай, — велела царица. — А мой поленицам вручи!
     Ражный обменялся засапожниками и медлить боле не стал, вздыбил красного коня и понёсся с горы вниз. А старуха спохватилась, закричала вослед:
     — Только гляди, гоноша! Коль вызволишь себе деву, ни силой, ни хитростью её не бери! Только любовью, как в Купальскую ночь! Слышишь ли меня?.. Да тоже смотри не усни!.. Будучи с ней на ложе! А то сподобишься на поединок!.. Станешь исполином, как проснёшься!..
     Хотела ещё что-то добавить, да от крика сорвала голос, заперхала, зашамкала, забрусила. И не сладив со старостью, вовсе махнула рукой, сдавленно прошептав себе под нос:
     — Да уж бери как возьмётся…
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 13

ДИВА - ЖЕНА ПЕРЕСВЕТА

     А почуяв её запах, волки впадали в раж и рвали уже всё подряд — верблюдов, лошадей, людей. Покуда стража отбивалась от рассвирепевших стай, ражный проник в середину становища, выхватил обе клетки и так же незримо покинул караван. Пленницы слышали его голос, почуяли волчью прыть, признали за своего и присмирели, не издав ни звука. Но, оказавшись далеко в степи, в тот час же обрели голоса.
     — Ты кто? — заверещали. — Откуда явился? И зачем похитил?
     — Вот позрю на вас, тогда и скажу зачем, — устало молвил он и поставил клетки. — Покуда не рассвело, посплю. Пол дела сделано…
     На землю повалился между ними да в тот же миг заснул. Див это возмутило и повергло в недоумение. Обе враз, будто тряпицы ветхие, они порвали свои медные, с позолотой, клетки и вышли на волю. Не зря омуженок называли ведьмами: имея кошачье око, мрак был нипочём. Озрели безмятежно спящего спасителя и, ровно змеи, свернулись, сели в изголовье.
     — Ражный отрок, — заметила одна и обнажила голову, распустив длинные золотые волосы. — Должно быть, нашей крови…
     — Не смей, сестра! — строго заметила другая. — Спрячь волосы! Сего он недостоин! Ну посмотри: тщедушный отрок, заместо бороды пух птичий… Да и ныне не праздник Купалы!
     — А мне по нраву гоноша, — призналась златовласая. — Собой пригож и полон отваги. Я бы исполнила его, не дожидаясь праздника…
     — Как он посмел заснуть? — зашипела её товарка. — Похитить двух Див и спать! Даже не искусился!..
     В тот миг и разглядела нож на расслабленных перстах отрока, опасаясь пробудить, осторожно сняла его. И в тот час обе вскочили.
     — Знак царицы! — воскликнула златовласая. — Зрю её промысел! Конец нашему позору и мукам, сестра! Сей гоноша нас вызволил… Чтоб взять одну из нас, которая по нраву! Он ждёт рассвета, чтобы сделать выбор…
     Её суровая спутница насадила нож на персты свои.
     — Знак можно толковать двояко. Настал час мести. Тохтамыш должен умереть. И он умрёт…
     Златовласая склонилась и покрыла космами своими чело Пересвета.
     — Зрю сон его! — зашептала страстно. — Рати стоят на поле… Гоноша на красном коне, с копьём!
     — Будь женихом сей отрок, снились бы Дивы, — любуясь ножом, заметила товарка. — А ему битвы снятся!.. Исполни отрока, коль он по нраву. Но я исполню рок свой…
     — Постой! — воскликнула шёпотом златовласая. — Как же ему избрать невесту, коли одна останусь?
     В ответ из темноты лишь смех послышался:
     — Выбор всегда за Дивой! Ну, мне пора, уже рассвет поднимается. Прощай, сестра…
     И растворилась в сумраке утра.
     Едва над степью восстала заря, Пересвет проснулся и узрел златовласую перед собой. Привстал и взора отвести не мог. Из зарева степного красный конь соткался и принялся толкать его в спину, мол, пора! А гоноша всё ещё зрел на Диву и оторваться не мог. Потом спохватился, вскочил и огляделся. На земле валялись две рваные клетки…
     — Но где вторая Дива?
     — Ушла исполнить свой рок, — смиренно молвила златовласая.
     — А засапожник царицы?
     — Унесла с собой. Ей без ножа нельзя…
     Ражный обескуражился.
     — Как же мне избирать, коль ты одна? И прекрасней на свете не бывает?..
     Конь и вовсе не позволил даже поразмышлять, вскинул голову в сторону встающего солнца и трубно заржал…
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 13

СТАРЕЮЩАЯ БЕЛАЯ ДИВА

     И услышал за спиной дребезжащий, низкий голос:
     — Эй, попробуй моего, сладкого. Первый стакан даром.
     Вячеслав оглянулся, уловив последнее слово, однако мужчин за прилавками не было, с бочонками и банками сидели старухи. А в голове вдруг высветились слова Пересвета, с чего-то вдруг напомнившего, что в этих краях ещё собирают виноград и уже готово молодое вино, которое и араксам не возбраняется…
     — Даром чирей не садится, — пробурчал он, замедляя шаг.
     И это был не пароль, не условная фраза — таковых в Сергиевом воинстве не существовало, если не считать приветствия, иначе узнавали друг друга. Но тут и узнавать было некого: женщин-каликов тоже не существовало, и уж тем паче араксов.
     Носатая, с редкими длинными волосьями на подбородке, старуха торговала мёдом. Однако подмигнула ему, блеснув вставными челюстями, достала настоящий бурдюк из-под прилавка и ловко налила полный гранёный стакан.
     — Сегодня именины у меня, — сообщила и кокетливо поправила вязаный берет.
     — Ну, за твоё здоровье, именинница!
     Ражный залпом хватил молодого, чуть терпкого и без градусов согревающего вина, чем-то напоминающего хмельной монастырский мёд, который в напитке явно присутствовал.
     — Благодарствую! — сказал проникновенно, как жаждущий. — Словно Христос в лапоточках прошёл по душе… И сколько же тебе минуло?
     — У женщин возраста не спрашивают, — сердито отозвалась она, однако щедро наполнила стакан снова. — Ладно, пей даром. Назад легче тащить. А было ей далеко за 80-восемьдесят, эдакий горный несгибаемый сморчок, долгожительница но по виду, вовсе не дочь гор, скорее славянка — рязанское произношение выдавало.
     Под носом ещё и усики оказались, тоже редкие и обвислые.
     — Ну, за твою щедрость, сударыня! — с удовольствием провозгласил Вячеслав, ощущая, как вместе с вином в него вливается радость жизни— впервые как сошёл с поезда.
     — Смотри не окосей, — предупредила именинница. — Мне, конечно, не жалко, да и мужчина ты здоровый, крепкий. Но к нашему вину непривычный.
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 10

ЦВЕТ АУРЫ СТАРЕЮЩЕЙ БЕЛОЙ ДИВЫ

     Вячеслав всё ещё стоял за порогом. На короткий миг он без всякого напряжения взмыл нетопырём: над головой Булыги витал синий, с переливами, яркий свет. Невзирая на мужской голос, грубое, с бородкой и усами, лицо, перед ним была несомненно женщина.
     — Ага, затрепыхался, Ражный! — старуха взглянула на потолок. — Птахом надо мной закружил, глазам не веришь!.. Уймись, жена я, женского полу, можешь даже пощупать. И притом вотчинного сословия.
     Он лишь руками развёл.
     — Не полк стал — сумасшедший дом…
     Булыга надменно рассмеялась.
     — Это разве ещё сумасшедший?.. Вот когда в замуж меня возьмёшь, будет полный дурдом! Тебе, поди, какой-нибудь калик нашептал, у меня тут брачная контора? Базар невест? Чем не подхожу? Нетопырём покружил, всю меня посмотрел. Неужто не нравлюсь? Бороду сбрею, начепурюсь — чем не Дива? А что? Женишься — мою вотчину получишь. Раз по любви у тебя не выходит, женись по расчёту!
     Вроде бы угасшее за дорогу чувство мести к Пересвету вновь поднялось мутной волной — боярин сдал его Булыге с потрохами. И теперь с такой язвительной старухой здесь волком завоешь…
Тем паче эта Баба-яга, кажется, мысли читала.
     — Не смей мстить Воропаю. — Согнутый крючком нос её слегка распрямился. — Сам виноват… На меня тоже не сердись, отрок. На самом деле я вдова Булыги. Считай, хозяйка рощенья, аракс в юбке.
     Если она и была когда-то Белой Дивой, то лет триста назад. От россказней калика про жену-омуженку Булыги правдивой оказалась только хромота вдовы…
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 10